Дюрас любовник краткое содержание. Дюрас маргерит

Рассказ идет от имени женщины, которая провела свою юность в Сайгоне. Все события имели место с 1932 по 1934 г.
Французская девочка пятнадцати с половиной лет от роду проходит обучение в лицее, а живет в это время в сайгонском пансионате. Мать девочки очень хочет, чтобы дочь стала учителем математики. Девочка не одна в семье - есть два брата, которые старше ее один на два, другой на три года. По неизвестной причине девочка просто без ума от младшего брата, но в то же время не любит старшего, которого называет настоящим семейным проклятием. Тем не менее, старший брат пользуется безраздельной любовью матери, не смотря на свой несносный характер. Он не только ворует деньги у слуг и родителей, но и отличается дикой жестокостью. Старший брат очень любит смотреть, как кого-то наказывают и сам с удовольствием избивает младшего. Служба отца семейства проходила в Индокитае, однако тот умер в раннем возрасте, не оставив супруге другого выбора, как взвалить на себя все тяготы по самостоятельному воспитанию детей.

После занятий девочка совершает настоящее путешествие, чтобы добраться до пансионата в Сайгоне. Ей предстоит паромная переправа и дорога на автобусе. После окончания каникул она вернулась из Шадека, где ее мать работает директором школы для девочек. Провожая дочь, мать полностью возлагает ответственность за свое чадо на водителя автобуса. В скором времени автобус попадает на паром, который переправляет его через Меконг и далее из Шадека в Виньлонг. Девочка покидает автобус и любуется всем окружающим, облокотившись на парапет. Одета она просто, но аккуратно - парчовые туфли, расшитые золотом, слегка поношенное платье и фетровая шляпа мужского кроя. Шляпа является неоднозначной деталью для девочки, которой недавно минуло пятнадцать лет. Узкие поля и черная лента вкупе с кучерявыми волосами цвета меди и косметика полностью довершают картину.

По соседству с автобусом на пароме стоит лимузин черного цвета. В нем находится водитель в белой сорочке и его хозяин - китаец, одетый по европейской моде - на нем светлый костюм из легкой ткани, который очень любят сайгонские банковские служащие. Человек пристально рассматривает девочку, что ни у кого не вызывает удивления. После мужчина подошел к ней и заговорил, предложив доставить в пансионат на собственном авто. Немного подумав, девочка согласилась. Теперь ей не придется больше трястись в автобусе, как ее одноклассники.Девушка уже не ребенок и многое понимает в жизни. Женщина становится желанной для мужчин не из-за красивой одежды и даже не из-за внешности. Главное - это природная сексуальность, и видно сразу, есть она или нет. Хотя, при желании, девочка может казаться окружающим очень даже красивой.

В автомобиле заходит речь о матери девочки, которую знает этот мужчина. Оказывается, дочь очень ценит и любит свою мать, но не может понять некоторых особенностей ее характера. Например, мать очень любит старую одежду, истоптанную обувь и часто подвергается приступам уныния и бедности, граничащей с нищетой. Женщина делает все, чтобы окончательно не скатиться, поэтому не слишком возмущена тем, что дочь одета, как малолетняя проститутка. Кроме того, девочка действительно многое знает о жизни и совсем не глупа, умеет воспользоваться любой ситуацией, в которой стала объектом внимания со стороны противоположного пола. Это для нее - способ получить деньги. Таким образом, мать не станет помехой, если дочь захочет получить их.
Уже в солидном возрасте рассказчицаповествует о том, что все дети очень любили мать, странным образом совмещая это чувство с ненавистью. Вся жизнь их непростой семьи - это сложнейшее переплетение любви и ненависти, и даже возраст не помогает женщине найти хоть какую-то справедливость.
Едва мужчина подошел к ней, девочка увидела в его глазах страх и поняла, что полностью подчинила его своей воле.

Также она решила, что сегодня она, наконец, должна выполнить то, что обязана. Причем, нет нужды посвящать в это ни братьев, ни мать. Как только хлопнула дверь машины, семья навсегда прекратила существование для девочки.
Вскоре после первого свидания хозяин лимузина забирает ее из пансионата, чтобы отвезти в Шолон, который является столицей Индокитая. Мужчина привозит девочку в свое холостяцкое жилище, в котором она чувствует себя полностью в своей тарелке.

Признание в любви, широкой, как океан, не находит отклика в душе девочки. Она убеждает парня, что ее не стоит любить, а относиться к ней следует так же, как и к прочим женщинам. Тем не менее, в глазах мужчины при этих словах отражается безумная боль.

Кожа мужчины достойна изысканных восхищений. Хрупкое тело, казалось бы, создано для страданий, на нем совсем нет мускулов. Он готов заплакать - такое страдание доставляет ему собственная любовь, и полностью разделяет с партнершей свое наслаждение, заставляя забыть обо всем.

На вопрос о том, для чего она посетила его, девочка отвечает, что это необходимо. Она делится с ним тем, что ее семья очень бедна и хочет стать его хозяйкой вместе со всем, что у него есть. Мужчина очень хочет остаться с ней вдвоем, увезти на край света. Девочка не может бросить больную мать, ведь та слишком слаба и не переживет разлуки. Он обещает, что решит ее финансовые проблемы. Очень скоро наступают сумерки. Мужчина говорит, что никогда не забудет этот вечер. Девочка будет помнить этот день вечно, даже когда память полностью утратит воспоминания о чертах его лица.

Пара попадает на улицу. Они гуляют, ходят по ресторанам, и девочка чувствует, что стала гораздо старше. Где бы они не находились и о чем бы не говорили, разговор всегда идет на отвлеченные темы. Такие отношения тянутся уже полтора года. Отец мужчины ни за что не даст согласие на брак сына с маленькой проституткой другой с ними расы. Отец - китайский финансовый магнат, и сын никогда не посмеет нарушить его волю.
Однажды девочка представляет возлюбленного своей семье. Все совместные встречи заканчиваются ужасными объеданиями, во время которых члены ее семьи и словом не обмолвятся в адрес того, кто собственно, и устраивает эти роскошные пиры.

Любовник доставляет девочку в пансион глубокой ночью, и то не всегда. Разумеется, об этом узнает мать. Она является к руководству и просит для своей дочери свободы в ночное и вечернее время. Очень скоро безымянный палец юной леди украшает великолепное кольцо с бриллиантом. Руководство пансионата догадывается, что никакой помолвки никогда не было, но замечания делать перестает.

Как-то отец любовника заболел, и тот поехал его навестить. Однако визит не принес утешений: отец поправился и четко дал понять, что сын пусть лучше умрет, чем женится на своей любовнице. Мужчина понимает, что лучший выход - это расставание, даже не смотря на то, что любимая не будет хранить верность. Расстаться все равно придется, и это - лишь вопрос времени.

Время шло, и девочка отправилась во Францию вместе со всей семьей. Она видит с парохода своего любимого, который на машине приехал с ней проститься. Она хочет разрыдаться, но не может показать близким, какие чувства испытывает по отношению к китайцу.

Во Франции мать решила обустроиться, приобретя хороший участок с лесом. Старший брат, как обычно, спустил и дом, и землю за один вечер. После, когда была война, он оставил сестру в полной нищете, украв все до копейки. Водин из пасмурных дней старшего брата не стало. Младший умер раньше него - в сорок втором году он заболел пневмонией, которая не дала ему пережить японскую оккупацию.

Неизвестно, когда любовник девочки все же послушался отца и женился на китаянке. Сама же она рожала детей, выходила замуж и разводилась, занималась литературой. Однажды китаец приехал в Нью-Йорк вместе со своей супругой и позвонил девочке. Голос его дрожал. Он знал, что она занимается литературой, от матери, которая по-прежнему живет в Сайгоне. Все, что мужчина смог сказать своей возлюбленной, сводится к тому, что никогда он больше никого не сможет полюбить так сильно и страстно. Его любовь умрет вместе сним.

Краткое содержание романа «Любовник» пересказала Осипова А. С.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Любовник». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

Маргерит Дюрас

Любовник

Брюно Нюиттену

Однажды - я была уже в годах - в холле какого-то учреждения ко мне подошел мужчина. Он представился и сказал: «Вы меня не помните, но я знаю вас всю жизнь. Говорят, вы были красивы в юности, а для меня вы красивее сейчас, чем тогда, мне меньше нравилось ваше лицо юной девушки, чем теперешнее - опустошенное лицо».

Я часто вспоминаю этот образ - я одна еще вижу его и никогда никому о нем не говорила. Так он и стоит передо мной, безмолвный, чарующий. Этот свой образ я люблю больше всех других, восхищаюсь им.

Как быстро в моей жизни все стало слишком поздно. В восемнадцать лет было уже слишком поздно. С восемнадцати до двадцати пяти с моим лицом творилось что-то непонятное. В восемнадцать я постарела. Не знаю, может быть, это со всеми так, я никогда не спрашивала. Кажется, кто-то говорил мне, что время, случается, вдруг поражает людей в самые юные, самые праздничные годы жизни. Я постарела внезапно, грубо. Время подчиняло себе мои черты одну за другой, я видела, как они меняются, как глаза становятся больше, взгляд - печальнее, рот - решительнее, лоб пересекают глубокие морщины. Не могу сказать, чтобы это меня испугало, наоборот, я наблюдала, как стареет мое лицо, будто читала увлекательную книгу. Я знала, всегда знала: в один прекрасный день старение замедлится и возобновится обычный ход вещей. Знакомые, видевшие меня семнадцатилетней во время моей поездки во Францию, были поражены при новой встрече два года спустя, когда мне исполнилось девятнадцать. Вот это новое лицо у меня и осталось. Оно стало моим лицом. Конечно, оно еще постарело, но куда меньше, чем можно было ожидать. Мое лицо иссечено глубокими морщинами, кожа сухая и потрескавшаяся. Оно не обрюзгло, как некоторые лица с тонкими чертами, но порода, из которой оно состоит, разрушилась. У меня разрушенное лицо.

А пока мне пятнадцать с половиной лет.

Я еду на пароме через Меконг.

Этот образ так и стоит у меня перед глазами все время, пока паром пересекает реку.

Мне пятнадцать с половиной лет, и я живу в краю, где нет времен года, где всегда лето - жаркое, тягучее, однообразное: я живу в теплом краю, где нет весны, нет обновления.

Я в государственном пансионе в Сайгоне. В пансионе я только ем и ночую, а учусь во французском лицее. Моя мать, учительница, хочет, чтобы дочь получила среднее образование. Тебе необходимо среднее образование, малышка. Но того, что было хорошо для нее, уже недостаточно для дочки. Сначала среднее образование, а потом конкурс на место преподавательницы математики в лицее. Всегда одна и та же песня, с тех пор, как я пошла в школу. Я никогда и не представляла, что мне удастся избежать математики, я была счастлива - пускай мать хоть на что-то надеется. Я видела, как она день за днем устраивает будущее своих детей и свое собственное. Однако настал день, когда она не могла уже строить грандиозные планы для сыновей, и тогда появились другие проекты, она изобретала новые варианты, но они отвечали все той же цели - заполнить, обеспечить наше будущее. Помню, она говорила о бухгалтерских курсах для младшего брата. И об Универсальной школе - каждый год, с самого детства. Надо наверстать упущенное, говорила мать. Это продолжалось три дня, не больше. Не больше. Потом мы переезжали, и разговоры об Универсальной школе прекращались. На новом месте все начиналось сначала. Мать продержалась десять лет. Ничто не могло ее сломить. Младший брат стал скромным бухгалтером в Сайгоне. Школы Виоле в колониях не было, поэтому старшему брату пришлось отправиться во Францию. Он жил там несколько лет, якобы посещая школу Виоле. Но на самом деле не учился. Я думаю, мать об этом знала - ее не проведешь. Но у нее не было другого выхода - следовало во что бы то ни стало отлучить этого сына от двух других детей. На несколько лет он выпал из семейного круга. А мать в его отсутствие купила концессию. Ужасная затея, но у нас, двух оставшихся детей, больший ужас вызвал бы, наверное, только вечно маячащий под окнами убийца, убийца детей, бандит с большой дороги, подстерегающий жертву в ночи.

Мне часто говорили: ты выросла под слишком жарким солнцем, в этом все дело. Но я не верила. Говорили еще: дети, растущие в нищете, рано начинают задумываться. Нет, и это не совсем так. Я видела в колониях опухших от голода детей, похожих на маленьких старичков, но мы-то - нет, мы не голодали, мы были - белые дети; нас мучил стыд, ибо порой приходилось продавать мебель, но мы не голодали; у нас был бой-слуга, и ели мы - да, надо признаться, иногда мы ели всякую гадость, жесткое, невкусное мясо птиц или даже кайманчиков, но его готовил бой, а иногда мы отказывались есть, могли позволить себе такую роскошь - отказаться от еды. Нет, когда мне было восемнадцать лёт, что-то произошло, и мое лицо разительно изменилось. Должно быть, ночью. Я боялась самой себя, Бога. Днем я боялась не так сильно, и смерть не казалась мне столь устрашающей. Но и днем мысли о смерти не оставляли меня. Я хотела убить, убить старшего брата, да, я хотела его убить, раз в жизни одержать над ним верх и потом смотреть, как он будет умирать. Я должна была отнять у матери предмет ее любви, наказать ее за то, что она любила его столь неистово и напрасно, а главное, я должна была спасти младшего брата, моего малыша, спасти его от гнета чужой жизни, слишком живой жизни старшего, не дававшей младшему жить, спасти от мрака, заслонявшего ему свет, преступить закон, провозглашенный старшим братом и воплощенный в нем, зверский закон, воплощенный в человеке, превращавший каждый миг существования младшего в сплошной ужас, в ужас перед жизнью, И вот однажды ужас добрался до самого сердца и убил мальчика.

Я и раньше много писала о моей семье, но тогда и мать, и братья были еще живы, и я могла только кружить вокруг да около, не доходя до сути.

Истории моей жизни нет. Ее не существует. Никогда не было исходной точки. Нет и жизненного пути, четко прочерченной линии. Только обширные пространства, и хочется, чтобы все поверили, будто там кто- то есть, но это неправда, там нет никого. Я уже описала более или менее подробно историю моей юности, вернее, ничтожно малой ее части, но по ней можно о чем-то догадаться - я имею в виду переправу на пароме через реку. То, что я делаю сейчас, - и похоже на прежнее, и непохоже. Раньше я говорила только о светлых, вернее, озаренных светом периодах моей юности. Сейчас говорю об оставшемся в тени, о скрытом в той же самой юности, открываю вам вещи, чувства, события, о которых раньше умалчивала. Когда я начала писать, моя среда волей-неволей навязывала мне стыдливость. Окружавшие меня люди считали писательский труд все же нравственным занятием. Теперь мне часто кажется, что писать вообще бессмысленно. Иногда я отчетливо понимаю: да, писать бессмысленно, разве только хочется потешить свое тщеславие или просто плыть по течению. Да, наверное, и еще ради того, чему я не подберу названия, быть может, хочется предать огласке собственную жизнь.

Но чаще я не задумываюсь о причине, вижу пространство, открытое на все четыре стороны, безо всяких стен, и то, что я пишу, все равно не скрыть, не спрятать, и, когда написанное мной прочтут, обнажится вся неуместность текста, даже непристойность, - но дальше я не думаю.

Теперь я вижу: в юности, в восемнадцать лет, даже в пятнадцать мое лицо уже обещало стать таким, каким стало в зрелые годы, когда я много пила. Алкоголь сделал со мной то, чего не сделал Господь Бог, а потом убил меня, вернее, медленно убивал. Но лицо мое состарилось еще до того, как я начала пить. Алкоголь только закрепил эти черты. Как будто во мне угнездился порок - я знала, - но на удивление рано. Так же гнездилось во мне и плотское желание. В пятнадцать лет на моем лице была написана чувственность, хотя я еще не знала наслаждений плоти. Это выражение лица ни от кого нельзя было скрыть. Даже мать, должно быть, замечала его. И братья видели. Вот так все и началось у меня, началось с

Маргерит Дюрас (Marguerite Duras) 1914-1995

Любовник (L"ainant) Роман (1984)

Повествователь-женщина рассказывает о своей юности, прошедшей 5 Сайгоне. Основные события относятся к периоду с 1932 по 1934 г.

Девочка-француженка пятнадцати с половиной лет живет в государственном пансионе в Сайгоне, а учится во французском лицее. Ее мать хочет, чтобы дочь получила среднее образование и стада преподавательницей математики в лицее. У девочки есть два брата, один на два года ее старше - это "младший" брат, а другой, "старший", - на три. Младшего брата она, сама не зная почему, безумно любит. Старшего же считает бедствием всей семьи, хотя мать в нем души не чает и любит, возможно, даже больше остальных двух детей.

Он ворует деньги у родных, у слуг, нагл, жесток. В нем есть что-то садистское: он радуется, когда мать лупит его сестренку, с дикой яростью бьет своего младшего брата по любому поводу. Отец девочки служит в Индокитае, но рано заболевает и умирает. Мать везет на себе все тяготы жизни и воспитания троих детей.

После лицея девочка переправляется на пароме в Сайгон, где расположен ее пансион. Для нее это целое путешествие, особенно когда она едет автобусом. Она возвращается после каникул из Шадека, где директором женской школы работает ее мать. Мать провожает ее, вверяя заботам водителя автобуса. Когда автобус въезжает на паром, пересекающий один из рукавов Меконга и следующий из Шадека в Виньлонг, она выходит из автобуса, облокачивается о парапет. На ней поношенное шелковое платье, подпоясанное кожаным поясом, туфельки из золотой парчи на высоких каблуках и мягкая мужская фетровая шляпа с плоскими полями и ши....

Маргерит Дюрас написала 34 романа, немного меньше пьес и сняла более 20 фильмов. Первый большой литературный успех пришел к ней в 1950 году с выходом в свет романа "Плотина против Тихого океана", первый успех в кино - с появлением снятого по ее сценарию фильма Алена Рене "Хиросима, любовь моя", но действительно известным писателем она стала благодаря роману "Любовник". Подробнее об этом знаковом произведении, за которое она была удостоена Гонкуровской премии, расскажет Prostokniga.

Строительным материалом для творчества служила ее собственная жизнь: детство в Индокитае, участие в Движении Сопротивления во времена Второй мировой войны и в коммунистической партии после нее, отношения с мужем и любовниками. Во многих произведениях она обыгрывает повторяющиеся, навязчивые образы из своего прошлого в разных вариациях, не раскрывая тайны их происхождения. Но в романе « » Дюрас в конце концов показала их биографический контекст, приподняв занавес, который скрывал события ее юности. Таким образом «Любовник» стал своеобразным ключом к пониманию других ее текстов.

В этом автобиографическом романе нет ничего от дневниковых записок и документальных заметок, в которых клочок за клочком собирается вся прожитая жизнь. Дюрас отбрасывает как ненужные подробности, бытовые нюансы, экскурсы в историю и лишь пунктиром прописывает события, выставляя напоказ глубинные переживания, оголяя главный нерв чувственного опыта. В жертву главной теме писатель приносит даже объективную правду. В итоге получается романтизированная автобиография, в которой действительность переплетается с вымыслами и фантазиями. Как подметила Лор Адлер: «Дюрас набила руку в мнимых признаниях, порой она теряет способность отличать реальное событие от мыслей по его поводу и от того, как она сама написала это событие».

Сюжет романа. Главная героиня пятнадцатилетняя Маргерит Дюрас, возвращаясь с каникул в пансион для девочек, на пароме знакомится с молодым вьетнамцем. Их флирт перерастает в длительную любовную связь. Маргерит пытается убедить себя, что их связывает только похоть, а не настоящие чувства, ведь у их отношений не может быть будущего, поскольку ее любовник уже помолвлен. И стоя на палубе корабля, отправляющегося во Францию, героиня осознает, как сильно заблуждалась.

Подлинно неизвестно был ли в действительности у нее любовник в Индокитае, однако его образ стал одним из главных мотивов всего ее творчества. Когда Дюрас пишет о братьях: старшем – подонке и наркомане, и младшем – чувствительном и ранимом мальчике, которые с ее легкой подачи очень напоминают ее мужа Робера Антельма и любовника Диониса Масколо, она создает два архетипа мужчин, между которыми металась всю свою жизнь, как между двух огней.

В «Любовнике», как и во всех авторских произведениях, в центре сюжета – женщина в плену страстей. Прочее – метафоры, выражающие ее душевное состояние. В основе страсти Маргерит – жажда познания нового и запретного. В основе жажды - бунт против морали и нравов. Поэтому героиня не стыдится того, что в свои пятнадцать лет в маленькой душной комнатушке часами напролет занимается любовью с взрослым мужчиной. «Как буд­то во мне уг­нездил­ся по­рок - я зна­ла, - но на удив­ле­ние ра­но. Так же гнез­ди­лось во мне и плот­ское же­лание» - пишет она.

Брюно Нюиттену

Однажды - я была уже в годах - в холле какого-то учреждения ко мне подошел мужчина. Он представился и сказал: «Вы меня не помните, но я знаю вас всю жизнь. Говорят, вы были красивы в юности, а для меня вы красивее сейчас, чем тогда, мне меньше нравилось ваше лицо юной девушки, чем теперешнее - опустошенное лицо».

Я часто вспоминаю этот образ - я одна еще вижу его и никогда никому о нем не говорила. Так он и стоит передо мной, безмолвный, чарующий. Этот свой образ я люблю больше всех других, восхищаюсь им.

Как быстро в моей жизни все стало слишком поздно. В восемнадцать лет было уже слишком поздно. С восемнадцати до двадцати пяти с моим лицом творилось что-то непонятное. В восемнадцать я постарела. Не знаю, может быть, это со всеми так, я никогда не спрашивала. Кажется, кто-то говорил мне, что время, случается, вдруг поражает людей в самые юные, самые праздничные годы жизни. Я постарела внезапно, грубо. Время подчиняло себе мои черты одну за другой, я видела, как они меняются, как глаза становятся больше, взгляд - печальнее, рот - решительнее, лоб пересекают глубокие морщины. Не могу сказать, чтобы это меня испугало, наоборот, я наблюдала, как стареет мое лицо, будто читала увлекательную книгу. Я знала, всегда знала: в один прекрасный день старение замедлится и возобновится обычный ход вещей. Знакомые, видевшие меня семнадцатилетней во время моей поездки во Францию, были поражены при новой встрече два года спустя, когда мне исполнилось девятнадцать. Вот это новое лицо у меня и осталось. Оно стало моим лицом. Конечно, оно еще постарело, но куда меньше, чем можно было ожидать. Мое лицо иссечено глубокими морщинами, кожа сухая и потрескавшаяся. Оно не обрюзгло, как некоторые лица с тонкими чертами, но порода, из которой оно состоит, разрушилась. У меня разрушенное лицо.

А пока мне пятнадцать с половиной лет.

Я еду на пароме через Меконг.

Этот образ так и стоит у меня перед глазами все время, пока паром пересекает реку.

Мне пятнадцать с половиной лет, и я живу в краю, где нет времен года, где всегда лето - жаркое, тягучее, однообразное: я живу в теплом краю, где нет весны, нет обновления.

Я в государственном пансионе в Сайгоне. В пансионе я только ем и ночую, а учусь во французском лицее. Моя мать, учительница, хочет, чтобы дочь получила среднее образование. Тебе необходимо среднее образование, малышка. Но того, что было хорошо для нее, уже недостаточно для дочки. Сначала среднее образование, а потом конкурс на место преподавательницы математики в лицее. Всегда одна и та же песня, с тех пор, как я пошла в школу. Я никогда и не представляла, что мне удастся избежать математики, я была счастлива - пускай мать хоть на что-то надеется. Я видела, как она день за днем устраивает будущее своих детей и свое собственное. Однако настал день, когда она не могла уже строить грандиозные планы для сыновей, и тогда появились другие проекты, она изобретала новые варианты, но они отвечали все той же цели - заполнить, обеспечить наше будущее. Помню, она говорила о бухгалтерских курсах для младшего брата. И об Универсальной школе - каждый год, с самого детства. Надо наверстать упущенное, говорила мать. Это продолжалось три дня, не больше. Не больше. Потом мы переезжали, и разговоры об Универсальной школе прекращались. На новом месте все начиналось сначала. Мать продержалась десять лет. Ничто не могло ее сломить. Младший брат стал скромным бухгалтером в Сайгоне. Школы Виоле в колониях не было, поэтому старшему брату пришлось отправиться во Францию. Он жил там несколько лет, якобы посещая школу Виоле. Но на самом деле не учился. Я думаю, мать об этом знала - ее не проведешь. Но у нее не было другого выхода - следовало во что бы то ни стало отлучить этого сына от двух других детей. На несколько лет он выпал из семейного круга. А мать в его отсутствие купила концессию. Ужасная затея, но у нас, двух оставшихся детей, больший ужас вызвал бы, наверное, только вечно маячащий под окнами убийца, убийца детей, бандит с большой дороги, подстерегающий жертву в ночи.

Мне часто говорили: ты выросла под слишком жарким солнцем, в этом все дело. Но я не верила. Говорили еще: дети, растущие в нищете, рано начинают задумываться. Нет, и это не совсем так. Я видела в колониях опухших от голода детей, похожих на маленьких старичков, но мы-то - нет, мы не голодали, мы были - белые дети; нас мучил стыд, ибо порой приходилось продавать мебель, но мы не голодали; у нас был бой-слуга, и ели мы - да, надо признаться, иногда мы ели всякую гадость, жесткое, невкусное мясо птиц или даже кайманчиков, но его готовил бой, а иногда мы отказывались есть, могли позволить себе такую роскошь - отказаться от еды. Нет, когда мне было восемнадцать лёт, что-то произошло, и мое лицо разительно изменилось. Должно быть, ночью. Я боялась самой себя, Бога. Днем я боялась не так сильно, и смерть не казалась мне столь устрашающей. Но и днем мысли о смерти не оставляли меня. Я хотела убить, убить старшего брата, да, я хотела его убить, раз в жизни одержать над ним верх и потом смотреть, как он будет умирать. Я должна была отнять у матери предмет ее любви, наказать ее за то, что она любила его столь неистово и напрасно, а главное, я должна была спасти младшего брата, моего малыша, спасти его от гнета чужой жизни, слишком живой жизни старшего, не дававшей младшему жить, спасти от мрака, заслонявшего ему свет, преступить закон, провозглашенный старшим братом и воплощенный в нем, зверский закон, воплощенный в человеке, превращавший каждый миг существования младшего в сплошной ужас, в ужас перед жизнью, И вот однажды ужас добрался до самого сердца и убил мальчика.

Я и раньше много писала о моей семье, но тогда и мать, и братья были еще живы, и я могла только кружить вокруг да около, не доходя до сути.

Истории моей жизни нет. Ее не существует. Никогда не было исходной точки. Нет и жизненного пути, четко прочерченной линии. Только обширные пространства, и хочется, чтобы все поверили, будто там кто-то есть, но это неправда, там нет никого. Я уже описала более или менее подробно историю моей юности, вернее, ничтожно малой ее части, но по ней можно о чем-то догадаться - я имею в виду переправу на пароме через реку. То, что я делаю сейчас, - и похоже на прежнее, и непохоже. Раньше я говорила только о светлых, вернее, озаренных светом периодах моей юности. Сейчас говорю об оставшемся в тени, о скрытом в той же самой юности, открываю вам вещи, чувства, события, о которых раньше умалчивала. Когда я начала писать, моя среда волей-неволей навязывала мне стыдливость. Окружавшие меня люди считали писательский труд все же нравственным занятием. Теперь мне часто кажется, что писать вообще бессмысленно. Иногда я отчетливо понимаю: да, писать бессмысленно, разве только хочется потешить свое тщеславие или просто плыть по течению. Да, наверное, и еще ради того, чему я не подберу названия, быть может, хочется предать огласке собственную жизнь.

Но чаще я не задумываюсь о причине, вижу пространство, открытое на все четыре стороны, безо всяких стен, и то, что я пишу, все равно не скрыть, не спрятать, и, когда написанное мной прочтут, обнажится вся неуместность текста, даже непристойность, - но дальше я не думаю.

Теперь я вижу: в юности, в восемнадцать лет, даже в пятнадцать мое лицо уже обещало стать таким, каким стало в зрелые годы, когда я много пила. Алкоголь сделал со мной то, чего не сделал Господь Бог, а потом убил меня, вернее, медленно убивал. Но лицо мое состарилось еще до того, как я начала пить. Алкоголь только закрепил эти черты. Как будто во мне угнездился порок - я знала, - но на удивление рано. Так же гнездилось во мне и плотское желание. В пятнадцать лет на моем лице была написана чувственность, хотя я еще не знала наслаждений плоти. Это выражение лица ни от кого нельзя было скрыть. Даже мать, должно быть, замечала его. И братья видели. Вот так все и началось у меня, началось с лица - слишком яркого, утомленного, с запавших глаз, и лицо сложилось преждевременно, до познания.